Книга Лекарство от долгой жизни. Серия «Невыдуманные истории на ночь» - Ольга Ракитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что это за болезнь?
— Гонорея. Лечились они прошлым летом, когда Николай Фёдорович жил в Калаче.
— И как отреагировала на ваше заявление прокуратура?
— Они проводили расследование, опрашивали прислугу, родственников и вроде бы пришли к выводу, что любовная связь действительно имела место. А соответственно появлялся и серьёзный мотив Для устранения супруга. Сама Александра Егоровна, разумеется, всё отрицала. Правда, надо сказать, что когда она осознала провал плана по моей компрометации, то забрала своё заявление о якобы имевшем место вымогательстве. Так что сейчас в деле его нет. Интересно то, что следственная власть позволила ей это сделать. Якобы не увидела в этом заявлении клеветы в мой адрес, дескать, это нормально, когда таким образом оговаривают людей… Хм, лицемеры! Примечательно то, как Александра Максименко стала выкручиваться, пытаясь объяснить подачу своего клеветнического заявления. Она сказала, что, дескать, я не у неё лично вымогал взятку, а у мамаши её, которой, кстати, в день смерти Николая даже и в Ростове не было, она только к похоронам и вернулась. Да Бог с ними…
— И что же было дальше?
— Дальше — не знаю. Что-то там застопорилось в следствии. Я только знаю, что родилась весьма остроумная теория о попадании мышьяка в организм покойного: яд мог попасть в тело в момент вскрытия.
— Это ещё как? — изумился Шумилов. — Кто же у вас специализируется на таких остроумных гипотезах?
— Кто-кто… господа присяжные поверенные! Как вообще происходит вскрытие? Анатом делает большой разрез, края его раздвигает и производит извлечение и визуальное освидетельствование состояния внутренних органов. По завершении этого возвращает органы обратно и прямо над разрезом обрабатывает руки антисептиком — сулемой, водным раствором солей ртути в пропорции одна доля к тысяче. Затем разрез зашивается. Так вот появилось предположение, что аптекарь, выдававший сулему для вскрытия трупа Николая Максименко, перепутал банки и дал вместо неё раствор мышьяка. Им-то Виталий Германович Красса и вымыл свои руки над телом.
— И чем же обосновывалась такая необычная догадка?
— Тем, что сулему в тот день получали в аптеке очень рано утром — буквально в пять часов. И банки с растворами сулемы и мышьяка стояли на полках рядом. Аптекарь это признал. Более того, он даже признал, что мог забыть подкрасить сулему — ведь в аптеках её подкрашивают, выделяя бледнорозовым цветом как особо опасную жидкость. Аптекарь признал, что, возможно, перепутал банки. Представляете?
— Да уж, хорошо, видно, Александра Максименко поработала с аптекарем. Важно то, что ему эта забывчивость ничем не угрожает, его даже от должности не отставят. Живой человек из-за этой ошибки не пострадал, ну а то, что при вскрытии трупа вышла накладка — так это несущественно! Н-да, толковые юристы работают на вдовицу, толковые… — проговорил, размышляя вслух, Шумилов.
— Этот факт адвокаты Максименко раструбили на всех углах, и она начала настаивать на проведении повторного вскрытия и повторной химической экспертизы внутренних органов. Заметьте, сама настаивала!! И то, и другое было проведено.
— И каковы результаты? — Шумилов почти не сомневался в том, каким будет ответ.
— Разумеется, найден был мышьяк, но теперь его квалифицировали как попавший в тело уже после смерти. Но я одного не могу понять: если яд действительно попал в труп в процессе первого вскрытия — что, конечно же, теоретически возможно — то его не должно быть в тканях сердца и лёгких. Присутствие в этих органах мышьяка свидетельствует о его перемещении кровотоком, прижизненном попадании в организм. Есть и другое соображение: к тому моменту, когда Красса принялся мыть руки сулемой, фрагменты внутренних органов Николая Максименко, подлежавшие химическому исследованию, были уже извлечены из тела и помещены в судки. Когда я стал об этом говорить, все присутствовавшие сошлись в том, что не помнят точной последовательности действий анатома, и допустили, что образцы извлекались позднее. Но я-то точно помню, как именно было дело! Но я ведь не патологоанатом, я был всего лишь свидетелм при вскрытии, и моё неофициальное мнение никого не интересует. А общий вывод химической экспертизы таков: признаков умышленного отравления не обнаружено. Вот так-то…
— А по поводу прободения желудка?
— Там тоже завели рака за камень. Профессор Патенко квалифицировал её как тифозную, которая неожиданно вскрылась, что вызвало сначала кровотечение, потом активное выделение в плевральные и околосердечные полости серозной жидкости, которая образуется из фракций крови; и в дальнейшем всё это привело к параличу сердца. Другой же доктор, приглашённый в качестве эксперта, по фамилии Беллин, был с этим не согласен. Он определил повреждение стенки желудка как самостоятельное заболевание, то есть язву, которая вскрылась, по его выводу, из-за отравления.
— А вы-то сами что думаете?
— Я уверен, что Николай Максименко не страдал язвенной болезнью. Я достаточно наблюдал тифозных больных, для нас, жителей юга, в тифе нет ничего необычного; каждый год август-сентябрь мы наблюдаем сезонные вспышки. И я утверждаю, что тиф в первую очередь повреждает кишечник, грубо говоря, ведёт к перитониту и убивает человека именно из-за прорыва стенок кишок и последующего заражения. Может быть, тиф и способен привести к прободению желудка, но до этого он десять раз успеет убить человека из-за перфорации кишок. С другой стороны, врачам можно доверять — они хорошие специалисты и лгать не стали бы. Может, Патенко и наблюдал случаи прободения желудка при тифе. Опять же, Александра Егоровна сама настаивала на повторной экспертизе, и это обстоятельство как будто говорит в ее пользу… Вот кто абсолютно уверен в виновности мадам Максименко — так это младший брат Николая Фёдоровича, Антонин. Я ему говорил о противоречивости медицинских выводов, а он и слушать ничего не хочет, стоит непоколебимо: Александра отравила, и точка. Говорит, что знает это наверняка. И ещё говорит, что сделано это было вовсе не из-за любви к дурачку Резнельду, а из-за денег.
— Что-что-что? — опешил Шумилов, менее всего он был готов услышать нечто подобное. — Ведь это как раз она богата, а Николай был просто мужем при богатой жене?
— В том-то и дело, что нет. Вся загвоздка в том, что имущество жены было переписано на мужа. — Португалов наблюдал за Шумиловым и, видимо, не мог понять его реакцию. — Да, впрочем, что я вас мучаю? Хотите, я вас познакомлю с Антонином? Он сам всё и расскажет. Признаться, я в эти тонкости не вникал.
— Конечно же, хочу.
— Прямо сейчас вместе к нему и сходим. У меня есть время. Он, полагаю, тоже свободен. Антонин работает учителем, преподает в гимназии. И живёт в центре, неподалёку от Николаевской больницы. Рядом городской сад, можно погулять, хорошее место…
Антонин Фёдорович Максименко оказался красавцем лет двадцати пяти — двадцати семи. Про такого говорят — ладно скроен, крепко сшит. При своём среднем росте он был пропорционально сложен, лицо имел открытое, чистое, с высоким лбом, ясными карими глазами, с копной рассыпающихся тёмных волос. Наиболее примечательными в его облике были прекрасная осанка и посадка головы, характерные для военнослужащих и столь редкие среди людей штатских.